Любушка (рассказки домового)

[Елена Куликова]

Стали мы с Григорием Дмитричем потихоньку обживаться. Я налаживаю хозяйство в доме, Григорий Дмитрич садиком да грядочками занялся, мы аккурат в самом начале весны переехали в деревню. Только это и не деревня вовсе оказалась, а целый посёлок. Название у него - Радужки, и улочки в соответствии называются: Маковая, Оранжевая, Ромашковая, Зелёная, Незабудковая, Ягодная, Сиреневая. Мы жили на Зелёной.

Что происходило в посёлке, я узнавал быстро и достоверно. Мыш наведывался к нам каждый день. А то и по два раза на день забегал. Я так понимаю, это была его главная работа - разносить по посёлку новости. А уж то, что Мышу можно верить совершенно, я убеждался не однажды.

Григорий Дмитрич тем временем так увлёкся садоводством и огородничеством, что про болячки свои и позабыл вовсе. Я даже подумал, что и вправду деревенская жизнь его излечила. К осени Григорий Дмитрич решил жеребчика завести. Вороного привёл. А по дороге за ними собачонка увязалась, не стал Григорий Дмитрич её прогонять, накормил, будочку смастерил, поставил у конюшенки для охранения. Жеребчика назвал Бархотком, а собачонку - Побудкой. Побудку на цепь не сажали, она толковая была, быстро скумекала, что от неё требуется: пасла и охраняла Бархотка так, что все видевшие диву давались.

Так наше семейство выросло до пяти душ. И всё у нас было ладно. Да только посреди зимы, ближе к Рождеству, занемог Григорий Дмитрич. Поначалу покашливать стал немного, навроде простуды было. Лечил я его и медком с горячим молоком, и липовым цветом, и отваром сосновых почек, только ничего не помогало. И не похоже было на ту хворь, от которой Григорий Дмитрич из города-то уехал, он и сам её поначалу не распознал. А уже когда совсем встать не смог с кровати, говорит мне:
- Эх, Кузьма, видать не судьба мне счастливо пожить в деревеньке.

читать/смотреть дальше

Тут я испужался не на шутку. А как же я? А как же Бархоток с Побудкой? Насилу я дождался, пока Мыш появится. Говорю ему, так и так, плохо дело с Григорием Дмитричем.
- Жди, - говорит Мыш, - пришлю сюда Любушку.

Про Любу-Любушку я много раз от Мыша слыхивал: то того вылечит, то другого, почитай, из могилы вытащит. Да только странное дело, за подмогой частенько к Любушке прибегали, а вот дружбы с ней никто не водил. Мне на неё посмотреть давно охота была. Знал ли про неё Григорий Дмитрич - того не ведаю, никогда при мне разговор про неё не заводил, да только, как я сказал, что Любушка скоро придёт, Григорий поднялся с кровати и оделся так, чтобы на улицу выйти. Собрался, стало быть, Любушку во дворе встречать.

Высматривает Григорий Дмитрич Любушку в окошко, а сам еле стоит, покидают его силушки. Вот и Любушка показалась. Бархоток ей навстречу кинулся, будто хозяйку свою увидел.



И Побудка от него не отстаёт: не токмо не лает, а хвостом виляет и всё на дверь смотрит, когда уже хозяин выйдет гостью встречать.



Наконец, вышел Григорий Дмитрич навстречу Любушке. Увидела его Люба, поздоровалась и спрашивает:
- Что это вы, Григорий Дмитрич, почитай, уже полгода в нашем посёлке живёте, а ни друзей, ни добрых знакомцев не завели?



Хотел ей что-то ответить Григорий Дмитрич, да силы его окончательно покинули, и рухнул он со ступеней прямо в снег. А Любушка стоит, смотрит и ничего не делает. Бархоток и тот не выдержал, подошёл к хозяину и стал лицо его обнюхивать.
- Что скажешь, Бархоток? - точно к человеку обратилась Любушка к жеребчику.
Бархоток шумно выпустил воздух из ноздрей, фыркнул и мотнул головой из стороны в сторону.
- Я тоже так думаю, - ответила ему на это Любушка.

А я в это время в сенцах стоял и смотрел в дверь, оставленную открытой Григорием Дмитричем. И чудно мне всё это казалось, не видал я ране что б так к больному да ещё в безсознательном состоянии относились. Стою столбиком и не токмо что сделать что-либо не могу, а и подумать ничего разумного не умею. И тут меня как ошпарило:
- Кузьма! А я ведь жду твоей помощи! Григория Дмитрича в дом не худо было бы затащить!
- Дык-ть я ж... это... домовой, - говорю Любушке.
- Да вижу, что не дворовый!
И с этими словами подхватила Люба Григория Дмитрича под мышки и втащила наполовину в сенцы. Тут уже и я на подмогу бросился. Когда уложили мы больного на кровать, Любушка мне говорит:
- Семь дней буду у вас жить, вижу, что на тебя надежды никакой нет, потому как не знаешь, какая хворь одолела твоего хозяина.
- Правда ваша, матушка, не знаю. Лечил я его, чем умел, да всё без толку, - говорю так я Любушке, а сам робею, каждое ейное слово меня будто стрелой пронзает.
- Я сейчас домой схожу, принесу всё, что нужно, а ты слушай, о чём хозяин бредить будет. Ежели запросит пить, смочи губы да оботри лицо влажным рушником, а больше никакие просьбы не выполняй. Понял ли?
- Понял, матушка! Всё понял! Как не понять?

Ушла Любушка, а я себе так кумекаю: "Что ж, не мудрено таперича догадаться, отчего с Любушкой никто дружбу не водит. Это ж есть форменный командир дивизии, а кому охота всю жизнь в солдатах ходить?" Только ошибся я тогда на Любушкин счёт. Не за это людишки её сторонились.

@темы: В гостях у Кузьмы Григорича